Мы только и знаем, что человек – это человек. А ваши Золя и ваши Бернарды Шоу даже в этом ему отказывают. (с) Г.К. Честертон
Страх Божий - наверное, одно из наиболее превратно трактуемых понятий в христианстве. Считается, что наша вера основана на страхе перед наказанием, рабском повиновении и растаптывании человеческой личности. Верующие, но негативно настроенные к христианству люди язительно добавляют, что "мой Бог меня рабом не называл".
Где здесь правда, а где - непонимание и вымысел? Попробуем разобраться в этом непростом вопросе. Когда-то он уже затрагивался в сообществе (вопрос о рабах Божьих - versuspgm.diary.ru/p174381005.htm), но я решил сделать большой, по возможности исчерпывающий, пост.
Большей частью буду цитировать, а не сам излагать, так что извиняйте ))
Часть 1. Страх Божий
читать дальшеВ «Откровенных рассказах странника» говорится, что к Богу ведут три дороги: раба, наемника и сына. Когда человек воздерживается от грехов «страха ради мук», это безуспешно и неплодно, таков путь раба, которым руководит страх перед наказанием. Путь наемника связан с желанием заработать себе награду. «Даже и желания ради Царства Небесного если кто станет совершать подвиги, – восклицает странник, – то и это святые отцы называют делом наемническим. Но Бог хочет, чтоб мы шли к Нему путем сыновним, то есть из любви и усердия к Нему вели себя честно и наслаждались бы спасительным соединением с Ним в душе и сердце». В прошлом к Богу, быть может, вели три дороги, теперь, к концу ХХ века, стало ясно, что первая и вторая – тупиковые; идя по ним, можно прийти только к нервному срыву, погубить и себя, и многих вокруг себя людей.
И тем не менее даже мы сами иногда пугаем друг друга тем, что Бог за что-то накажет. «Бог наказал», – говорим мы о людях, у которых что-то случилось, если считаем, что они заслуживают наказания. Получается, что мы боимся Бога, как греки – Зевса, египтяне – Амона, а римляне – Юпитера. И при этом не замечаем, как сами становимся язычниками.
И тем не менее без страха Божьего нельзя! Это выражение встречается в Библии множество раз, и, разумеется, не случайно. Только надо понять, что такое этот страх, который учит мудрости (Притч 15.33), отводит от зла (там же, 16.6) и ведет к жизни (там же, 19.23), он чист (Пс 18.10) и, кроме всего прочего, заключается в том, чтобы ненавидеть зло (Притч 8.13). Однако это не ужас перед Богом и не страх перед наказанием. Бог не следит и не наблюдает за нами, но мы можем легко причинить Ему боль.
На вопрос, что такое страх Божий, исчерпывающий ответ дает Библия на латинском языке – Вульгата. За тысячу лет истории в языке Горация, Тибулла, Овидия и других величайших поэтов человечества накопился огромный словарный запас, латинские слова передают тончайшие оттенки смысла там, где почти всякий другой язык будет бессилен. Одно греческое слово «фобос» (страх) по-латыни это и «pavor», и «metus», и «terror», но есть еще слово «timor», и именно этим последним переводится слово «фобос», когда речь идет о страхе Божьем. «Timor» (отсюда французское «timide» и «timidement») – это радостное робение или же страх причинить боль, обидеть, страх потерять. Это очень важно понять, чтобы наша духовная жизнь и наша жизнь в целом стала нормальной.
Я боюсь волка или носорога, но я, когда вижу птиц в саду, тоже боюсь, но боюсь спугнуть их громким голосом или резкими движениями. Кто-то боится маму, потому что она может выпороть, а кто-то другой боится свою маму огорчить или расстроить. Вот где кроется разница между чисто человеческим страхом перед чем-то страшным и тем страхом Божьим, который есть для нас всех сокровище драгоценнейшее.
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
Если ты раб, бойся побоев. Если наемник, одно имей в виду: получить. Если стоишь выше раба и наемника, даже сын, – стыдись Бога, как Отца; делай добро, потому что хорошо повиноваться отцу. Хотя бы ничего не надеялся ты получить, – угодить Отцу само по себе награда
Святитель Григорий Богослов, "Слово на Св. Крещение".
Часть 2. Раб Божий
читать дальшеСчитая, что мы ходим в Церковь именно из-за страха перед наказанием, неверующие люди полагают, что религиозность унижает человека, подавляет его «я» и вообще делает нас рабами. Это действительно так, если видеть в страхе Божьем страх перед карой, наказанием или возмездием. Тех, кто так его понимает, религия на самом деле закабаляет и превращает в рабов. Мы знаем тому множество примеров, ходить за которыми далеко не надо. Однако, если мы понимаем, что страх Божий – это не pavor или metus, а timor, вера наша дает нам крылья, открывает перед нами новые возможности и новые горизонты, дает новые силы. Именно в христианстве невозможное становится возможным. По слову Иисусову: «Человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу» (Мк 10.27).
В связи с этим уместно будет вспомнить и то. что слово «эвед», что значит служитель или соработник Божий и одновременно отрок, то есть ребенок, который уже вырос, но еще не совсем. С ним уже можно общаться как со взрослым, но при этом еще можно заботиться о нем как о ребенке – вот что такое «раб Божий»!
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
С одной стороны, совершенно очевидно, что рабы стояли в самом низу социальной пирамиды. О том же говорило знаменитое римское право. Раб был просто вещью своего хозяина, которую можно было продать, подарить, сломать, выбросить... или наоборот, беречь и лелеять, если эта вещь любимая или ценная. Само собой, что чем выше был социальный статус гражданина, тем более дорогими и ценными вещами он обладал. А что происходило, если римский ремесленник крал или ломал вещь римского сенатора? Наказание следовало не только по ценности вещи (которая у сенатора неизмеримо выше), но и по разнице социального статуса преступника и потерпевшего. Если сенатор в гневе или по случаю, умышленно или нет, убивал раба свободного гражданина Рима, то по римским законам сенатор платил плебсу штраф: сколько-то золотых монет. А если наоборот, то в зависимости от разницы в статусе и ценности раба, наказание могло коснуться, и касалось в действительности, личности преступника, нанесшего урон собственности более высокопоставленной особы.
Таким образом, граждане Рима трепетали перед рабами знатных вельмож, боялись противоречить этим рабам или ущемить их иным способом, чтобы не нанести оскорбления хозяину, волю которого исполняет раб: передает поручения, ходит на рынок за покупками, сражается и убивает хозяйских врагов или оскорбителей.
Знатные вельможи, в свою очередь, находились в паническом страхе перед личными рабами императора. Ибо действия личных императорских рабов были действиями самого императора, который еще при жизни мог устроить несогласному с его волей настоящий ад. Нестрашно, скажете? Тогда вспомните, как мы: мы с тобой, читатель, начинаем приятно улыбаться и вилять хвостиком перед любым мелким начальником, от которого зависит наша зарплата, или государственным чиновником, от которого зависит наше благополучие.
Таким образом, чем выше был государственно-социальный статус хозяина, тем большей степенью защищенности обладал его раб. Вспомним хотя бы Гоголевского "Ревизора". На поклон к мелкому, но московскому, чиновнику - "ревизору" Хлестакову приходит губернатор, первое лицо города!
Итак, чем могущественнее хозяин, тем больше степень свободы его раба.
Это означает, что если я раб Божий - то я больше ничей не раб. Если я раб Богу - то я больше не раб никому. Я обладаю высшей степенью иммунитета, нахожусь на самой высокой из всех возможных ступеней свободы в этом мире, я не подчиняюсь никому, кроме моего Господа. В этом мире я свободен от всех. Я - самый свободный человек.
Рабы ли мы Богу? С этим вопросом и вовсе просто разобраться.
(Иоанн.15:15-27). Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам. [...] Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне; а также и вы будете свидетельствовать...
Если мы знаем, что и зачем делает Господь, и соблюдаем заповеданное Им, то мы уже не рабы, не знающие волю хозяина, а друзья Его. Разница в положении друга и раба должна быть, кажется, всем понятна.
...
Просто у Господа другая точка зрения на отношения с людьми: а именно точка зрения жертвенная. Как у Александра Матросова. Господь отдал Себя человекам, ради спасения нашего претерпел уничижение до креста и мученическую смерть. Бог сделал Свой шаг тебе навстречу, теперь - твоя очередь. И если ты осмелишься пойти, то вступишь на путь сыновней любви, а отеческую любовь Господь засвидетельствовал Своей Крестной смертью.
www.missionary.su/rejecting/4.htm
Часть 3. Откуда же страх?
читать дальшеОткуда же берётся страх в нашей церковной жизни и в попытках трактовать наше же (!) богословие? Причём со стороны церковных же (!) людей. Небезынтересны будут выдержки из статьи священника, которую в этом посте я уже дважды цитировал.
Без сомнения, страх перед смертью и перед тем наказанием, которое вслед за нею последует, – это форма веры, но только чисто средневековая. Художники тогда изображали на фресках и картинах Страшный суд, адское пламя, чертей, которые мучают грешников и с гнусным смехом влекут их в преисподнюю и проч. Такого рода изображения можно найти практически в любом средневековом храме как на Востоке, так и на Западе. Именно тогда появилось и отсутствующее в Священном писании выражение Страшный (!) суд – в Евангелии такого выражения нет, не знали его и христиане первых веков. Да и мы теперь понимаем, что страшен этот суд только одним – тем, до какой степени он прост. У нас не спросит Судия, как мы постились или как вычитывали правило, не спросит Он и о том, к какой Церкви мы принадлежали, какой символ веры исповедовали и как понимали тот или иной догмат. Он скажет просто: «Я был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня» или наоборот: «Я был наг, и вы не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф 25.36 и след.).
Однако в Средние века религия большинства (разумеется, не вера преп. Сергия, но многих его современников) была основана именно на страхе перед посмертным или даже прижизненным наказанием. «Страх создал богов», – воскликнул один римский поэт и был по-своему прав, ибо говорил не о нашей вере, не о Боге, а о богах, и, следовательно, о языческих религиях. От язычников этот страх унаследовали христиане, особенно те, для которых вера была основана не на Евангелии, а на естественном для человека стремлении обезопасить себя перед лицом непонятного и, в общем, враждебного мира, где каждого на каждом шагу подстерегает какая-то неприятность.
В XVIII-XIX веках под влиянием бурного развития естественных наук и в результате того, что человек в течение этих двух столетий мало-помалу начал осознавать, что такое права человека, и чувствовать потребность не быть рабом в социальном смысле, страх этот стал проходить. В результате человек, освободившись от страха (чему можно только радоваться, так как страх – это всегда рабство, подавленность и зажатость, а Господь наш зовет нас к свободе), одновременно начал терять веру (а это уже беда!), но только по той причине, что эта вера была перемешана с чисто языческим по своей природе страхом. Страх этот еще в IV веке принесли в церковные стены те номинальные христиане, о которых говорит блаж. Августин, люди, крестившиеся и внешне ставшие христианами, но по сути оставшиеся язычниками.
Отсюда французский атеизм эпохи Вольтера, Дидро и Даламбера и наш – Писарева, Добролюбова и др. Люди почувствовали себя свободными от страха перед наказанием и из своей жизни удалили Бога. Трагедия людей этого времени и в их числе блестящих мыслителей, ученых и поэтов заключается в том, что они отказались от Бога в тот самый момент, когда появились удивительные возможности Его почувствовать, открыть Его для себя и для будущего. Все случилось как в пословице: вместе с водой выплеснули ребенка, вместе со средневековыми предрассудками, которые неминуемо должны были уйти (и слава Богу, во многом уже ушли из жизни), человечество потеряло веру. Выплеснутым ребенком оказался Младенец, родившийся в Вифлееме.
Дети, которых учат бояться Бога и того, как Он накажет, в какой-то период своей жизни переживают то же самое, что пришлось пережить во времена Д.Дидро всей нашей цивилизации. Они перестают бояться, становятся безбожниками и отказываются в результате от какой бы то ни было нравственности. Ж.-П.Сартр рассказывает, как в детстве он прожег, играя спичками, ковер; сначала он ждал, что Бог, Который видит все, накажет его за это, а потом, когда наказания не последовало, понял, что бояться Его не нужно, а значит, как говорил Достоевский, «все позволено». Так в сердце будущего философа начали прорастать первые ростки неверия.
...
Те сердитые православные молодые люди 90-х годов, для которых религия связана прежде всего со страхом перед Уставом, перед тем, как бы не нарушить пост или не совершить какого другого греха, мрачные, суровые, внешне похожие на иноков и монашек, выбрали сегодня путь раба. Понятно, почему – мы в советское время слишком долго были рабами, поэтому теперь избавиться от рабской психологии нам трудно, даже почти невозможно. Но это необходимо, иначе и мы потеряем веру, как потеряли ее наши прадеды и деды, отказавшиеся от Бога, ибо в Боге видели несвободу. Понять их можно. Отказываясь от Бога умом, они продирались к Нему сердцем; отвергая несвободу, они рвались именно к Богу, но только не знали, что тот, кто им так нужен, кого им так не хватает, – это именно Он, а не кто-то другой.
Безбожники конца прошлого века, которые уезжали в глубинку, становились там земскими врачами, акушерками и учителями, были в тысячу раз ближе к Иисусу, чем надутые охотнорядцы и чиновники, не пропускавшие ни одной обедни. Но эти чудные юноши и девушки нашего прошлого, которые могли бы стать настоящими святыми, в сердце горя Богом, увы, отвергали Его умом, не только не принимали Его, но презирали и даже ненавидели. А ведь на самом деле отвергали они не Бога, а только рабский к Нему путь. Так зачем же мы теперь снова сворачиваем на эту тупиковую дорогу?
...
Если в религию добавлена изрядная доля страха, ее можно с успехом использовать как инструмент, в первую очередь в целях удержания общества под пятой той или иной власти. При ее помощи можно манипулировать общественным сознанием, удерживать людей от нежелательных шагов и т.п.
Первое время этот инструмент работает великолепно, но затем непременно обнаруживается, что он никуда не годится.
Использование религии в качестве инструмента оборачивается трагедией для всех. И для тех, кто ее так использует, и для народа, которым таким образом пытаются управлять, и для самой религии. Это всегда приводит к развитию сначала полной религиозной индифферентности, затем к взрыву безбожия и тут же к появлению новых исповеданий и новых религий. Именно такой новой религией стал к концу XIX века марксизм, занявший в сердцах не худших людей России место Бога, вытесненного оттуда обязательностью говения, справочками об исповеди, которые надо было представлять по месту работы... ... Мы все выросли в эпоху рабства и с пеленок были рабами, уже в 3-4 года мы усвоили общеобязательную истину и до такой степени привыкли к своему рабскому состоянию, что на дороге к Богу тоже выбираем путь раба. Евреи в пустыне увидели в Моисее врага именно потому, что он освободил их от рабства (Исх 16.2-3), мы тоже видим врага в каждом, кто напоминает нам о том, что мы призваны к свободе (Гал 5.13), причем только по той причине, что к несвободе мы просто привыкли, она нам психологически ближе. Но именно несвобода, сковывающая наши сердца, мешает нам почувствовать Иисуса, в Церкви мы видим установления, требования, запреты и не чувствуем Его опаляющего присутствия и той радости, о которой так замечательно говорит автор «Откровенных рассказов странника».
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
Где здесь правда, а где - непонимание и вымысел? Попробуем разобраться в этом непростом вопросе. Когда-то он уже затрагивался в сообществе (вопрос о рабах Божьих - versuspgm.diary.ru/p174381005.htm), но я решил сделать большой, по возможности исчерпывающий, пост.
Большей частью буду цитировать, а не сам излагать, так что извиняйте ))
Часть 1. Страх Божий
читать дальшеВ «Откровенных рассказах странника» говорится, что к Богу ведут три дороги: раба, наемника и сына. Когда человек воздерживается от грехов «страха ради мук», это безуспешно и неплодно, таков путь раба, которым руководит страх перед наказанием. Путь наемника связан с желанием заработать себе награду. «Даже и желания ради Царства Небесного если кто станет совершать подвиги, – восклицает странник, – то и это святые отцы называют делом наемническим. Но Бог хочет, чтоб мы шли к Нему путем сыновним, то есть из любви и усердия к Нему вели себя честно и наслаждались бы спасительным соединением с Ним в душе и сердце». В прошлом к Богу, быть может, вели три дороги, теперь, к концу ХХ века, стало ясно, что первая и вторая – тупиковые; идя по ним, можно прийти только к нервному срыву, погубить и себя, и многих вокруг себя людей.
И тем не менее даже мы сами иногда пугаем друг друга тем, что Бог за что-то накажет. «Бог наказал», – говорим мы о людях, у которых что-то случилось, если считаем, что они заслуживают наказания. Получается, что мы боимся Бога, как греки – Зевса, египтяне – Амона, а римляне – Юпитера. И при этом не замечаем, как сами становимся язычниками.
И тем не менее без страха Божьего нельзя! Это выражение встречается в Библии множество раз, и, разумеется, не случайно. Только надо понять, что такое этот страх, который учит мудрости (Притч 15.33), отводит от зла (там же, 16.6) и ведет к жизни (там же, 19.23), он чист (Пс 18.10) и, кроме всего прочего, заключается в том, чтобы ненавидеть зло (Притч 8.13). Однако это не ужас перед Богом и не страх перед наказанием. Бог не следит и не наблюдает за нами, но мы можем легко причинить Ему боль.
На вопрос, что такое страх Божий, исчерпывающий ответ дает Библия на латинском языке – Вульгата. За тысячу лет истории в языке Горация, Тибулла, Овидия и других величайших поэтов человечества накопился огромный словарный запас, латинские слова передают тончайшие оттенки смысла там, где почти всякий другой язык будет бессилен. Одно греческое слово «фобос» (страх) по-латыни это и «pavor», и «metus», и «terror», но есть еще слово «timor», и именно этим последним переводится слово «фобос», когда речь идет о страхе Божьем. «Timor» (отсюда французское «timide» и «timidement») – это радостное робение или же страх причинить боль, обидеть, страх потерять. Это очень важно понять, чтобы наша духовная жизнь и наша жизнь в целом стала нормальной.
Я боюсь волка или носорога, но я, когда вижу птиц в саду, тоже боюсь, но боюсь спугнуть их громким голосом или резкими движениями. Кто-то боится маму, потому что она может выпороть, а кто-то другой боится свою маму огорчить или расстроить. Вот где кроется разница между чисто человеческим страхом перед чем-то страшным и тем страхом Божьим, который есть для нас всех сокровище драгоценнейшее.
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
Если ты раб, бойся побоев. Если наемник, одно имей в виду: получить. Если стоишь выше раба и наемника, даже сын, – стыдись Бога, как Отца; делай добро, потому что хорошо повиноваться отцу. Хотя бы ничего не надеялся ты получить, – угодить Отцу само по себе награда
Святитель Григорий Богослов, "Слово на Св. Крещение".
Часть 2. Раб Божий
читать дальшеСчитая, что мы ходим в Церковь именно из-за страха перед наказанием, неверующие люди полагают, что религиозность унижает человека, подавляет его «я» и вообще делает нас рабами. Это действительно так, если видеть в страхе Божьем страх перед карой, наказанием или возмездием. Тех, кто так его понимает, религия на самом деле закабаляет и превращает в рабов. Мы знаем тому множество примеров, ходить за которыми далеко не надо. Однако, если мы понимаем, что страх Божий – это не pavor или metus, а timor, вера наша дает нам крылья, открывает перед нами новые возможности и новые горизонты, дает новые силы. Именно в христианстве невозможное становится возможным. По слову Иисусову: «Человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу» (Мк 10.27).
В связи с этим уместно будет вспомнить и то. что слово «эвед», что значит служитель или соработник Божий и одновременно отрок, то есть ребенок, который уже вырос, но еще не совсем. С ним уже можно общаться как со взрослым, но при этом еще можно заботиться о нем как о ребенке – вот что такое «раб Божий»!
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
С одной стороны, совершенно очевидно, что рабы стояли в самом низу социальной пирамиды. О том же говорило знаменитое римское право. Раб был просто вещью своего хозяина, которую можно было продать, подарить, сломать, выбросить... или наоборот, беречь и лелеять, если эта вещь любимая или ценная. Само собой, что чем выше был социальный статус гражданина, тем более дорогими и ценными вещами он обладал. А что происходило, если римский ремесленник крал или ломал вещь римского сенатора? Наказание следовало не только по ценности вещи (которая у сенатора неизмеримо выше), но и по разнице социального статуса преступника и потерпевшего. Если сенатор в гневе или по случаю, умышленно или нет, убивал раба свободного гражданина Рима, то по римским законам сенатор платил плебсу штраф: сколько-то золотых монет. А если наоборот, то в зависимости от разницы в статусе и ценности раба, наказание могло коснуться, и касалось в действительности, личности преступника, нанесшего урон собственности более высокопоставленной особы.
Таким образом, граждане Рима трепетали перед рабами знатных вельмож, боялись противоречить этим рабам или ущемить их иным способом, чтобы не нанести оскорбления хозяину, волю которого исполняет раб: передает поручения, ходит на рынок за покупками, сражается и убивает хозяйских врагов или оскорбителей.
Знатные вельможи, в свою очередь, находились в паническом страхе перед личными рабами императора. Ибо действия личных императорских рабов были действиями самого императора, который еще при жизни мог устроить несогласному с его волей настоящий ад. Нестрашно, скажете? Тогда вспомните, как мы: мы с тобой, читатель, начинаем приятно улыбаться и вилять хвостиком перед любым мелким начальником, от которого зависит наша зарплата, или государственным чиновником, от которого зависит наше благополучие.
Таким образом, чем выше был государственно-социальный статус хозяина, тем большей степенью защищенности обладал его раб. Вспомним хотя бы Гоголевского "Ревизора". На поклон к мелкому, но московскому, чиновнику - "ревизору" Хлестакову приходит губернатор, первое лицо города!
Итак, чем могущественнее хозяин, тем больше степень свободы его раба.
Это означает, что если я раб Божий - то я больше ничей не раб. Если я раб Богу - то я больше не раб никому. Я обладаю высшей степенью иммунитета, нахожусь на самой высокой из всех возможных ступеней свободы в этом мире, я не подчиняюсь никому, кроме моего Господа. В этом мире я свободен от всех. Я - самый свободный человек.
Рабы ли мы Богу? С этим вопросом и вовсе просто разобраться.
(Иоанн.15:15-27). Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам. [...] Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне; а также и вы будете свидетельствовать...
Если мы знаем, что и зачем делает Господь, и соблюдаем заповеданное Им, то мы уже не рабы, не знающие волю хозяина, а друзья Его. Разница в положении друга и раба должна быть, кажется, всем понятна.
...
Просто у Господа другая точка зрения на отношения с людьми: а именно точка зрения жертвенная. Как у Александра Матросова. Господь отдал Себя человекам, ради спасения нашего претерпел уничижение до креста и мученическую смерть. Бог сделал Свой шаг тебе навстречу, теперь - твоя очередь. И если ты осмелишься пойти, то вступишь на путь сыновней любви, а отеческую любовь Господь засвидетельствовал Своей Крестной смертью.
www.missionary.su/rejecting/4.htm
Часть 3. Откуда же страх?
читать дальшеОткуда же берётся страх в нашей церковной жизни и в попытках трактовать наше же (!) богословие? Причём со стороны церковных же (!) людей. Небезынтересны будут выдержки из статьи священника, которую в этом посте я уже дважды цитировал.
Без сомнения, страх перед смертью и перед тем наказанием, которое вслед за нею последует, – это форма веры, но только чисто средневековая. Художники тогда изображали на фресках и картинах Страшный суд, адское пламя, чертей, которые мучают грешников и с гнусным смехом влекут их в преисподнюю и проч. Такого рода изображения можно найти практически в любом средневековом храме как на Востоке, так и на Западе. Именно тогда появилось и отсутствующее в Священном писании выражение Страшный (!) суд – в Евангелии такого выражения нет, не знали его и христиане первых веков. Да и мы теперь понимаем, что страшен этот суд только одним – тем, до какой степени он прост. У нас не спросит Судия, как мы постились или как вычитывали правило, не спросит Он и о том, к какой Церкви мы принадлежали, какой символ веры исповедовали и как понимали тот или иной догмат. Он скажет просто: «Я был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня» или наоборот: «Я был наг, и вы не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф 25.36 и след.).
Однако в Средние века религия большинства (разумеется, не вера преп. Сергия, но многих его современников) была основана именно на страхе перед посмертным или даже прижизненным наказанием. «Страх создал богов», – воскликнул один римский поэт и был по-своему прав, ибо говорил не о нашей вере, не о Боге, а о богах, и, следовательно, о языческих религиях. От язычников этот страх унаследовали христиане, особенно те, для которых вера была основана не на Евангелии, а на естественном для человека стремлении обезопасить себя перед лицом непонятного и, в общем, враждебного мира, где каждого на каждом шагу подстерегает какая-то неприятность.
В XVIII-XIX веках под влиянием бурного развития естественных наук и в результате того, что человек в течение этих двух столетий мало-помалу начал осознавать, что такое права человека, и чувствовать потребность не быть рабом в социальном смысле, страх этот стал проходить. В результате человек, освободившись от страха (чему можно только радоваться, так как страх – это всегда рабство, подавленность и зажатость, а Господь наш зовет нас к свободе), одновременно начал терять веру (а это уже беда!), но только по той причине, что эта вера была перемешана с чисто языческим по своей природе страхом. Страх этот еще в IV веке принесли в церковные стены те номинальные христиане, о которых говорит блаж. Августин, люди, крестившиеся и внешне ставшие христианами, но по сути оставшиеся язычниками.
Отсюда французский атеизм эпохи Вольтера, Дидро и Даламбера и наш – Писарева, Добролюбова и др. Люди почувствовали себя свободными от страха перед наказанием и из своей жизни удалили Бога. Трагедия людей этого времени и в их числе блестящих мыслителей, ученых и поэтов заключается в том, что они отказались от Бога в тот самый момент, когда появились удивительные возможности Его почувствовать, открыть Его для себя и для будущего. Все случилось как в пословице: вместе с водой выплеснули ребенка, вместе со средневековыми предрассудками, которые неминуемо должны были уйти (и слава Богу, во многом уже ушли из жизни), человечество потеряло веру. Выплеснутым ребенком оказался Младенец, родившийся в Вифлееме.
Дети, которых учат бояться Бога и того, как Он накажет, в какой-то период своей жизни переживают то же самое, что пришлось пережить во времена Д.Дидро всей нашей цивилизации. Они перестают бояться, становятся безбожниками и отказываются в результате от какой бы то ни было нравственности. Ж.-П.Сартр рассказывает, как в детстве он прожег, играя спичками, ковер; сначала он ждал, что Бог, Который видит все, накажет его за это, а потом, когда наказания не последовало, понял, что бояться Его не нужно, а значит, как говорил Достоевский, «все позволено». Так в сердце будущего философа начали прорастать первые ростки неверия.
...
Те сердитые православные молодые люди 90-х годов, для которых религия связана прежде всего со страхом перед Уставом, перед тем, как бы не нарушить пост или не совершить какого другого греха, мрачные, суровые, внешне похожие на иноков и монашек, выбрали сегодня путь раба. Понятно, почему – мы в советское время слишком долго были рабами, поэтому теперь избавиться от рабской психологии нам трудно, даже почти невозможно. Но это необходимо, иначе и мы потеряем веру, как потеряли ее наши прадеды и деды, отказавшиеся от Бога, ибо в Боге видели несвободу. Понять их можно. Отказываясь от Бога умом, они продирались к Нему сердцем; отвергая несвободу, они рвались именно к Богу, но только не знали, что тот, кто им так нужен, кого им так не хватает, – это именно Он, а не кто-то другой.
Безбожники конца прошлого века, которые уезжали в глубинку, становились там земскими врачами, акушерками и учителями, были в тысячу раз ближе к Иисусу, чем надутые охотнорядцы и чиновники, не пропускавшие ни одной обедни. Но эти чудные юноши и девушки нашего прошлого, которые могли бы стать настоящими святыми, в сердце горя Богом, увы, отвергали Его умом, не только не принимали Его, но презирали и даже ненавидели. А ведь на самом деле отвергали они не Бога, а только рабский к Нему путь. Так зачем же мы теперь снова сворачиваем на эту тупиковую дорогу?
...
Если в религию добавлена изрядная доля страха, ее можно с успехом использовать как инструмент, в первую очередь в целях удержания общества под пятой той или иной власти. При ее помощи можно манипулировать общественным сознанием, удерживать людей от нежелательных шагов и т.п.
Первое время этот инструмент работает великолепно, но затем непременно обнаруживается, что он никуда не годится.
Использование религии в качестве инструмента оборачивается трагедией для всех. И для тех, кто ее так использует, и для народа, которым таким образом пытаются управлять, и для самой религии. Это всегда приводит к развитию сначала полной религиозной индифферентности, затем к взрыву безбожия и тут же к появлению новых исповеданий и новых религий. Именно такой новой религией стал к концу XIX века марксизм, занявший в сердцах не худших людей России место Бога, вытесненного оттуда обязательностью говения, справочками об исповеди, которые надо было представлять по месту работы... ... Мы все выросли в эпоху рабства и с пеленок были рабами, уже в 3-4 года мы усвоили общеобязательную истину и до такой степени привыкли к своему рабскому состоянию, что на дороге к Богу тоже выбираем путь раба. Евреи в пустыне увидели в Моисее врага именно потому, что он освободил их от рабства (Исх 16.2-3), мы тоже видим врага в каждом, кто напоминает нам о том, что мы призваны к свободе (Гал 5.13), причем только по той причине, что к несвободе мы просто привыкли, она нам психологически ближе. Но именно несвобода, сковывающая наши сердца, мешает нам почувствовать Иисуса, в Церкви мы видим установления, требования, запреты и не чувствуем Его опаляющего присутствия и той радости, о которой так замечательно говорит автор «Откровенных рассказов странника».
azbyka.ru/dictionary/17/bogoslovie_straha-all.s...
-
-
23.08.2014 в 19:301. Рабов в период расцвета Рима называли "говорящим орудием". Орудием. Бояться орудия, кому бы оно не принадлежало, просто нелепо. Да, разумеется, были и ценные рабы, образованные рабы вроде врачей, учителей, дорогих рабынь, украшающих дом, но все они были заменяемы. Благо, пока империя вела войны, рынки рабов буквально ломились от "товара". Совсем другое дело - вольноотпущенники, которые нередко прибирали к рукам такую власть, что вот этих бывших рабов, а ныне свободных людей действительно боялись. И действительно, отпустить раба мог позволить себе ОЧЕНЬ богатый человек, зачастую много вольноотпущенников было при императоре и они могли не только заставить императора изменить "политический курс", но и банально убить (Элагабал, да).
Повторю - согласно римскому праву, рабы ("фамилия") людьми не считались, а вольноотпущенники вполне.
2.«Страх создал богов», – воскликнул один римский поэт и был по-своему прав, ибо говорил не о нашей вере, не о Боге, а о богах, и, следовательно, о языческих религиях. Эта точка зрения безнадежно устарела. Во времена Моргана и Фрейзера (я не умаляю исторических трудов последних) она имела место быть, и, возможно, человек Магдалиенской или Ориньякской культур и правда боялся непонятных с его точки зрения сил природы. Но - в конце 19 века было очень мало известно о таких развитых цивилизациях, как Египет, не были начаты раскопки Хараппы и Мохенджо-Даро, Крита и Двенадцатиградья... заметьте, я говорю только о Старом Свете. Разве мог боящийся богов человек сочинить такую вещь, как "Махабхарата"? Или создать красоты Кносского дворца, где, по выражению археолога Эванса, "боги словно сошли с небес"? Я уже молчу о религиях "умирающих и воскресающих богов" - разве те, кто горевали по Адонису или Аттису, боялись их? Гимны в их честь до сих пор подкупают красотой, искренностью и глубокой скорбью. И разве радость участников атизианских, Элевсинских и прочих мистерий похожа на страх? Я довольно подробно занимался фригийским культом Аттиса, и могу сказать, что этот бог, как и Таммуз за много лет до него, и Адонис в Малой Азии страха не взывали - их изображали прекрасными юношами, и ради ежегодного "воскресения" этих богов люди жертвовали им самое дорогое - свою кровь.
Как-то так.